Различные миры моей души. Том 1. Сборник повестей - Карина Василь

В дверях показался начальник стражи. Пилат поднял голову.

– Говори, – приказал он.

Начальник стражи стукнул копьём.

– От Ирода пришли священники с арестованным самозванцем Иисусом.

– Что сказал царь?

– Что ты можешь поступать так, как хочешь. Высеки его и выкини из города.

Пилат задумался. Но тут вошёл Иосиф Каиафа и стал на пороге.

– Я слышал, что сказал царь, – обратился он к Пилату. – Но ты не можешь так поступить.

Пилат поднял голову и прищурился.

– Это почему?

– Ты видишь, какое волнение в городе? Ты слышишь эти крики? Они не утихнут, если Иешуа будет жить. Они усилятся. Хуже того, его последователи могут восстать, чтобы посадить на престол своего кумира. Он должен умереть в позоре.

– Я говорил с ним. Он не помышляет о престоле.

– И это говоришь ты, Пилат Понтийский? С каких пор ты стал верить людям на слово? Если Иешуа и не помышляет о троне, то его последователи помышляют. Ты разве забыл пророчества, которыми они прикрываются, когда утверждают, что Машиах – это он? Он не хочет царствовать, но говорит о себе как о царе. А это что-то значит. Народ не успокоится, если ты не накажешь его прилюдно. Или он царь вместо кесаря Тиберия, или войска Тиберия в Ершалаиме.

– Тебе-то что до всего этого? Так трясёшься за своё золото?

– Если иудеи восстанут, они погибнут, – словно не слыша издёвок, говорил Иосиф Каиафа. – Я не хочу крови, даже, если ты так и подумал со времени нашего последнего разговора. – Он проницательно смотрел на префекта. – Иудеи хорошие торговцы, проповедники, рыбаки, менялы. Но со времени Иисуса Навина, Саула Виньяминьяна и Иуды Маккавея прошло слишком много времени и слишком велика вера в свою богоизбранность и милость Адонаи, чтобы быть хорошим воином. Египетское рабство не то, что римское правление. Воинское искусство забыто. Теперь осталась только ярость, вызванная появлением этого Иешуа. Не будет его, не будет и бунта. Не будет его, не будет и обманутых надежд.

Пилат встал.

– Я не хочу его убивать. Достаточно будет максимального числа плетей.

– Но…

– Так пожелал ваш царь. Я решение принял, – взмахнул рукой Пилат, словно отгоняя Каиафу. – Пусть его высекут. Это достаточное наказание за нелепые бредни и наивную философию. Если я буду распинать каждого горлопана и болтуна в твоей стране, останутся только старики, от которых нет проку, глупые женщины, да неразумные дети. Это был бы хороший выход – мир и покой бы наступил на твоей земле. Но выгоды не было бы ни мне, ни кесарю. А это наказание покажет всем суровость и в то же время милосердие Рима. Тем более, что таково было пожелание Ирода. После него этот сумасшедший долго не будет называть себя царём – отсутствие сил отобьёт охоту.

Пилат кивнул начальнику стражи. Тот, стукнув копьём, развернулся и ушёл.

– Ты совершаешь ошибку, Пилат, – прошипел Иосиф Каиафа.

– Думаю, мои боги и твой Адонаи простят мне её. Я сохраню жизнь невиновному.

– Кровь сотен иудеев будет на тебе. Берегись, Пилат Понтийский. Я могу и ошибаться в своих соотечественниках. Они могут быть и не такими плохими воинами, как я думаю. Особенно разозлённые зелоты и сикарии.

В это время стража ввела Иисуса. От хождения по жаре его одежда, некогда белая, основательно запылилась, волосы слиплись от пота, на руках появились ссадины от верёвок. Местами одежда была порвана, а тело в синяках, но взгляд его по-прежнему был кроток и покорен, словно он знал, что его ждет, и был готов к этому. Вместе с ним и стражей прошли и несколько священников, возмущённо потрясая кулаками. В ярости они даже забыли, что в праздник коснулись ногами крова язычника.

– Что я слышу, префект! – воскликнул один из них. – Ты собираешься помиловать этого человека?

– Царь ваш распорядился высечь его. По-моему, этого достаточно.

– Ты не иудей! – вскричал другой, подходя ближе к Пилату. – Твою веру не оскорблял проходимец! Над твоим богом не издевался какой-то мошенник! Твои надежды не растоптал самозванец и обманщик! По нашим законам этот Иешуа Галилеянин должен умереть!

Пилат посмотрел на Иисуса. Тот молчал. Весь его вид говорил о том, что он не здесь, что не о его судьбе сейчас спорят два непримиримых лагеря – завоёванных и завоевателей.

– Я решил, – сказал Пилат. – Максимум плетей у позорного столба.

Он махнул рукой, и конвой увёл Иисуса. Следом за ним, недовольно переговариваясь, вышли и священники. Пилат огляделся: Иосифа Каиафы не было, очевидно, он скрылся раньше.

Пилат вернулся к своим бумагам. Но мысли его всё время возвращались к Иисусу. Почему этот человек не борется, не защищается? Почему не доказывает свою правоту? Он смирился, а Пилат, которому, по большому счёту, нет дела до религиозных распрей завоёванного народа, всё ещё хочет его спасти. Что значат его слова о том, что смерти нет? Пилат потёр лоб. От духоты, шума и хлопот нынешнего дня голова его снова разболелась. О, как он хотел в полумрак своей опочивальни, где под журчание фонтанчиков он мог бы побеседовать с Иисусом! Тихо вошла Клавдия Прокула. Пилат рассеянно посмотрел на неё. Крепкая фигура, тёмные курчавые волосы, собранные в высокую причёску, и решительный характер – она так не походила на его первую жену, нежную, хрупкую, кроткую, которую хотелось уберечь от всего на свете. Клавдия Прокула в этом не нуждалась. Как истинная римлянка, она сама могла защитить и себя, и кого угодно. Но сейчас она в нерешительности остановилась в дверях.

– Пилат, ты занят? – с непривычной для себя робостью спросила она.

– Не особенно. Что ты хотела?

– Не убивай его, Пилат. Я прошу тебя. Он никому не сделал зла. Не убивай его.

Пилат посмотрел на жену.

– Ему дадут максимум плетей и выкинут из города, – раздельно сказал он, внимательно глядя на жену.

– Максимум! – в ужасе Клавдия прикрыла руками щёки. – По их законам, значит, тридцать девять. Всё равно, это очень много. Ты ничего не знаешь, – после паузы сказала она. – Выйди на улицу. Они хотят, чтобы он умер.

– Кто хочет?

– Все, люди. Они кричат, ругаются, дерутся, но все хотят, чтобы он умер.

– Но почему?

– Он называл себя Иудейским царём и обещал хорошую жизнь. Но Иудея всё ещё под властью Рима, Ирод на троне, а жизнь лучше не становится. Они обмануты. Они хотят распять его.

– Распять? Распинают рабов и разбойников. Это слишком жестоко для простого обманщика.

– Но слишком мало для посягнувшего на их бога.

– Откуда ты это знаешь?

– Моя служанка иудейка. Она говорит, что всё это внушают шпионы Каиафы.

– И не без успеха. Если так пойдёт дальше…

– Не убивай его! – теперь Клавдия была больше похожа на обычную женщину – слабую, молящую, нуждавшуюся в защитнике.

– Почему ты его так защищаешь? – Пилат резко повернулся к ней. Свободный римлянин, он ничего не имел против любовников или любовниц жены, или и тех и других вместе. Но тут его что-то задело. Сама мысль о том, что его жена и Иисус могли быть любовниками, была ему неприятна. И это удивило его. – Ты с ним?..

– О нет, – Клавдия села на скамью, нервно сжимая и разжимая руки. – Как ты мог подумать? Он сын Бога, он не для этого послан на землю. Он самый чистый и невинный человек. Сплетни о его женитьбе на Марии Магдале, несчастной дочери богатого купца-священника, проданной в Египет и дослужившейся до главной посвящённой жрицы храма Исиды – это просто выдумки Каиафы, чтобы его опорочить. Она была так талантливо преподнесена, что даже некоторые ученики Иисуса в неё поверили.

– Ученики? У него есть ученики?

– Да. Он был с ними в ночь Пейсах, когда его арестовали.

– И что же они не заступились за него?

– Заступились. Симон Пётр, Кифа, как они его называют, даже отсёк стражнику ухо мечом. Но Иисус сказал, чтобы они не вмешивались.

– Отсёк? Мечом? – Казалось, Пилат был поражён. – Но ведь носить меч имеет право только римский гражданин. В пределах города это запрещено. – Он помолчал, хмуря брови. – Не знал этого. Впрочем, я не успел прочитать ещё все отчёты, – Он повернулся к столу.

– Не убивай его! – воскликнула она. – Знал бы ты, на что его обрекаешь, – Она помолчала, затем тихо добавила: – Я это знаю. Несколько ночей мне это снилось. Это были нечеловеческие муки. Я чувствовала их. Я видела, как он страдает. Я была им. То, на что ты его обрекаешь, это больше, чем смерть.

Она помолчала.

– Когда я услышала про него в первый раз, я молилась ему. Я исступлённо молилась ему как богу, молилась так, как не молилась нашим богам. И знаешь, ты можешь мне не верить, но он сам однажды коснулся меня рукой во сне, и моя болезнь прекратилась. Мои кровотечения остановились. Уже несколько недель я здорова. Даже более того… – Она быстро взглянула на него. – Умоляю тебя, не убивай того, кто одним явлением в мой сон смог вылечить меня, когда толпы лекарей со своими снадобьями бились над этим долгие недели!